Из письма О. С. Павлищевой отцу — С. Л. Пушкину

7 августа [1836 г., Михайловское]

Боюсь, мое последнее письмо встревожило вас, дорогой папá, но теперь, слава Богу, могу написать вам побольше и успокоить вас насчет своего здоровья; оно со дня на день становится лучше, и я уже в состоянии гулять по саду и даже собирать грибы. Но если бы вы только знали, как я хворала! Страшный кашель, каждый день лихорадка, и разлитие желчи — а может быть, это я от болезни пожелтела. Новоржевский лекарь не смог сказать мне, что со мной такое, поэтому я и побоялась принимать порошок, который он привез с собой, врач из Опочки назначил мне на грудь нарывный пластырь, который нисколько не принес мне облегчения. Сам он приехать не мог, поскольку жена его, судя по тому, что он написал, в крайне тяжелом состоянии, так что мне пришлось наобум глотать снадобье, которое он мне прописал. Но так как мне становилось все хуже, я, чтобы успокоить своего мужа, уже решилась обратиться к островскому врачу, которого так хвалит Праск<овья> Алек<сандровна>, как вдруг мне пришло в голову спросить у одного крестьянина, нет ли в окрестностях какого-либо врача-знахаря. Услышав утвердительный ответ, я тотчас велю его отыскать; он глядит на воду и клянется, что у меня не только болезнь, но и порча, и принимается шептать что-то над стаканом вина, который дает мне проглотить, ничего не взяв за свой труд, но пообещав, что вернется чрез три дня, в течение которых я должна почувствовать себя лучше, а затем велит, чтобы истоплена была баня; в самом деле, назавтра я уже почувствовала себя лучше и через три дня была в силах пойти в баню, где он пошептал на каменку, на воду и на печь (до того, как я туда вошла, разумеется); после трех его посещений, после трех стаканов вина и трех этих нашептанных бань я почувствовала себя как нельзя лучше, лихорадка совсем меня оставила, и аппетит постепенно ко мне возвращается. Теперь кашель совсем прошел. Нет еще и двух недель, как он пользует меня. Я, правда, чуть было не забыла важную подробность — он приносил мне ромашку, которую надобно заваривать в горшке вместе с корнями. Одним словом, он один мне только и помог; он не совсем еще закончил курс лечения и придет сюда еще три раза, чтобы повторить свое невинное леченье. Что ни говори, но я, которая вначале относилась к нему с насмешкой, вынуждена теперь признаться, что он принес мне великое облегчение, мне, которая целыми днями не вставала с постели, а чтобы пройти по комнате, должна была держаться за стены, если меня кто-нибудь не поддерживал. Предположим, что это объясняется действием бани, но ведь без него даже мысль о бане не пришла бы ни мне, ни любому из врачей; но клянусь вам, что нашептывание тоже возымело свое действие. С первого же стакана у меня прошла лихорадка; надеюсь, что уже скоро буду в состоянии дойти до Тригорского и ответить на визит Пр<асковьи> Алек<сандровны>, которая часто меня навещает.
<…>
Прощайте, дорогой папá, письмо мое получилось длинным, но я не знаю, сумеете ли вы разобрать его…

Больше узнать о книге и заказать ее можно здесь